Государственный мемориальный музей
Булата Окуджавы в Переделкине

Здесь все, как было при нем: и "роза красная в бутылке", и пепельница на письменном
столе, и самодельные полки с книгами, и вид из окна...

 

К 90-летию со дня рождения Владимира Войновича

26 сентября 1932 года в Сталинабаде (нынче Душанбе) родился Владимир Николаевич Войнович. Его родители работали в центральных газетах молодой Таджикской Советской Социалистической Республики. Мать была уроженкой живописного местечка в Херсонской области, а отец – из города Новозыбкова, что на Брянщине. Родители будущего писателя вписывались в образ «комиссаров в пыльных шлемах», с той лишь разницей, что их фронт борьбы за народное дело и победу мировой революции был идеологическим, информационным. Семья была счастливой и образцовой по меркам строителей коммунизма. Правда, раннее детство Войновича пришлось на чёрную полосу семейной истории – в 1936 был арестован и сослан отец. Мальчику четырёх лет от роду, к счастью, было не понять, что такое «сын врага народа». А вот ребята постарше, вроде Булата Окуджавы, Анатолия Рыбакова или Юрия Трифонова узнали это на собственном опыте…

Николай Павлович Войнович пережил тюрьму и лагерь, а когда началась война,  отправился защищать родину. Был храбрым воином, получил ранение. Жена его, Ревекка Колмановна или, как казалось, проще – Розалия Климентьевна, была эвакуирована на Ставрополье с сыном и младшей дочерью Фаиной. Осесть в одном месте им не удалось, пришлось скитаться по разным городам и сёлам. А потом семья воссоединилась, что было в ту пору большим и редким счастьем. Отец хоть и стал инвалидом после ранения, но жил и даже мог полноценно работать. «История семьи – история страны»…  
Школу Владимир Войнович заканчивал в Запорожье, куда переехала семья. Учился в ремесленном училище, подрабатывал  на заводе, на стройке. В свободное время молодой советский человек Владимир Войнович сдавал нормативы ГТО и серьёзно увлекался лётным делом и парашютным спортом. По призыву служил в армии, сначала на севере Крыма, а потом в авиационном полку группы советских войск на территории Польши. Писал стихи для армейской газеты, с удовольствием оформлял стенгазету для своей воинской части. Рисовал и писал заметки замечательно, с огоньком! 

А вот дома было неспокойно: шёл 1951 год, лавиной накатывала антисемитская травля граждан самой интернациональной страны в мире. Мать уволили из вечерней школы, где она работала учителем математики, получив для этого дополнительное педагогическое образование. К «делу врачей» планировали добавить ещё пару-тройку направлений по важным сферам народного хозяйства. Родителям пришлось переехать в Керчь в надежде, что всё уляжется, успокоится…

После армии Владимир Войнович решил доучиться в десятилетке. Большой гордостью семьи были первые публикации его стихов в газете «Керченский рабочий». 

А потом был переезд в Москву, житьё-бытьё в общежитиях рабочей молодёжи, тяжёлый труд на стройке и мечта – Войнович запланировал поступление в Литературный институт имени Горького. Правда, «провалил» вступительные экзамены два раза. А вот Педагогический институт имени Крупской всегда был лоялен к юношам. В пединституте Войнович окончил целый курс и ещё полгода на историческом факультете, а потом решил стать целинником! 

Владимира Николаевича всегда отличало потрясающее чувство юмора. В молодые годы к нему прилагались ещё невероятное обаяние и залихватская прядь густых волос, которую он энергично поправлял то и дело. С начала 60-х бывший целинник, юморист и затейник Войнович попал на Всесоюзное радио в отдел сатиры и юмора. Именно там однажды он стал свидетелем мучений редактора, которая безуспешно звонила по телефону, пытаясь уговорить всех по очереди знаменитых поэтов-песенников Советского Союза написать текст для песенки о космонавтах на музыку популярного композитора Оскара Фельцмана. Поэты-песенники «держали марку» – отказывались, отмахиваясь несерьёзностью предложения и до смешного коротким сроком исполнения. «Давай, я попробую?» – предложил Войнович. Редактор согласилась от отчаяния. А через пару недель появилась песня советских космонавтов «Я верю, друзья». Она стала невероятно популярной! И дело не в том, что строки из песенки радостно процитировал Н.С. Хрущёв, встречая космонавтов. Просто это было удивительное время счастливых случаев, дерзких свершений и научных прорывов, время покорения космоса, молодой энергии, свободы и надежды. Послушайте, как это было здорово: 

Я верю, друзья, караваны ракет
Помчат нас вперёд от звезды до звезды.
На пыльных тропинках далёких планет 
Останутся наши следы…

Войновича приняли в Союз писателей СССР. Одной из первых заметных его публикаций была повесть «Мы здесь живём» в журнале «Новый мир». Конечно, он продолжал писать тексты к песням, в «Оттепель» ведь люди вообще много пели. Считался талантливым и удачливым поэтом-песенником. Сам же Владимир Николаевич хотел сосредоточиться на серьёзной прозе. В большую литературу Войнович вошёл вместе с представителями «четвёртой волны прозы Оттепели» А. Гладилиным, В. Аксёновым, А. Кузнецовым, Г. Владимовым. Широко известны читателям стали произведения Войновича: повесть «Хочу быть честным», 1963г., роман «Смеётся тот, кто смеётся», 1964г., повести  «Два товарища», 1967г. и «Степень доверия», 1972 г.  

Иван Чонкин и другие неприятности 

Ещё в начале 60-х он начал писать роман «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». Насколько серьёзно это «программное» произведение Войновича, каждый читатель определяет сам, но тектонические сдвиги в жизни автора этот текст действительно запустил. Войнович отправил рукопись в журнал «Новый мир». Александр Трифонович Твардовский, бывший в ту пору главным редактором знаменитого издания, отверг рукопись. Создатель Василия Тёркина не стал помогать Ивану Чонкину встретиться с читателями. Рукопись «гуляла» по Москве. «Чонкин» стал появляться в самиздате. Тем временем Войнович отдал сценарий «Чонкина» на «Мосфильм» и даже заключил договор. Вскоре выяснилось, что «Чонкин» с успехом издаётся и прекрасно читается уже в «тамиздате»: в 1969 часть текста в формате повести была опубликована в Германии. Конечно,  об экранизации романа на «Мосфильме» теперь не могло быть речи. В середине 70-х вся книга была издана в Париже. 

Уже в начале 70-х Войнович попал под пристальное внимание КГБ, находился в разработке и под слежкой. В 1974 году Владимира Николаевича исключили из Союза писателей не только за публикации произведений, «искажавших советскую действительность», но и за активное участие в правозащитной деятельности. В этот период были созданы повести «Путём взаимной переписки», «Иванькиада», а вот изданы они были по ту сторону границы. В эту же пору пришлось автору жечь четыре чемодана рукописей, которые не горели (по Булгакову!), но почему-то слипались и тлели. А ещё были угрожающие, уничижающие автора отзывы на прочитанные главы Чонкина от паркетных генералов и даже маршалов. Они требовали расправы над автором и над самим Чонкиным заодно. 

Советский человек, будь он известным поэтом-песенником или артистом, учёным или слесарем, раз попав в поле зрения «органов» становился перед выбором: сотрудничать и жить дальше или… Бывало по-всякому. Сам Войнович считал, что на одной из таких встреч его, такого несговорчивого, попытались припугнуть, дабы он и его солдат Чонкин стали вести себя иначе, встали в строй и зашагали по дороге к коммунизму. Испугать удалось – восстановить здоровье Владимира Николаевича было довольно сложно. Но самым тяжёлым испытанием для Войновича был моральный гнёт или (как называют это теперь) «экзистенциальный выбор». Войнович пошёл ва-банк и написал письмо руководителю КГБ Андропову. 

В 1980 году писателя Владимира Войновича «со чады и домочадцами» как раз под Новый год вынудили уехать из СССР и лишили гражданства. Что это значило в то время можно понять, например, изучив научную работу Е.В. Понизовой «Лишение гражданства в советский период». Если кратко – главное было успеть бежать. Войнович успел. 

«Не будем проклинать изгнанье» – строки столь популярные среди эмигрантов первой волны и про Войновича тоже. Владимир Николаевич «пересаженный» на немецкую почву прижился довольно легко. Работал на радио, издавал новые книги – «работал по специальности». В 1984 году Войнович опубликовал заметки о социалистическом реализме «Если враг не сдаётся», в 1985 – пьесу «Трибунал», книгу очерков  «Антисоветский Советский союз» и, конечно, «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» уже без цензуры и чудовищных правок. 

«Москва 2042»

В 1986 году в американском издательстве «Ардис Паблишинг» вышла в свет книга Войновича «Москва 2042». Это антиутопия. По задумке автора – попытка найти равновесие между миром прошлого и будущего, закрытая со скрежетом дверца в железном занавесе, талантливая сатира. Вот что говорил Владимир Николаевич в интервью на Радио Свобода летом 2012 года (тогда ещё не признанном иноагентом и не  запрещённом): «Я описывал то будущее, которое – я надеялся – никогда не наступит». Казалось, на то и существует жанр антиутопии, чтобы предостерегать и спасать от воплощения «сна разума» или его девиаций в реальности. Так и Дж. Оруэлл, публикуя роман «1984» или повесть «Скотный двор», вряд ли желал воплощения своих творческих замыслов или мимолётного их отражения в зеркале реальной жизни. Не в кино или на театральной сцене, а в жизни каждого человека, такой единственной, уникальной и абсолютно беззащитной, нет-нет да и встретятся герои провидческой сатиры Войновича.

Пафос, пронизывающий Москореп на каком-то молекулярном уровне, высвечивается светлой сатирой Войновича. Он смеётся над этим лживым пафосом жёстко, хлёстко. Но нет в этой острой сатире желания истребить любой ценой, зверски уничтожить этот пугающий мир. Владимир Николаевич смеётся над абсурдом, лживой патетикой, одновременно предостерегая: тотальная ложь никогда не служила долгосрочному развитию, никого не приводила к успеху и процветанию. Пропаганда может послужить любой чудовищной затее, но только «здесь и сейчас». А потом «после нас хоть потоп», и, как показывает история цивилизации, потоп этот – всегда катастрофа. И чем чудовищнее ложь, тем страшнее её последствия. От подмены настоящих слов и понятий не меняется уровень жизни, её качество. Столовая в Москорепе называется предкомпитом (предприятием коммунистического питания), а школа предкомобом (предприятием коммунистического обучения), но жители его не становятся ни более сытыми, ни более просвещёнными, ибо главный лозунг, главная идеология Москорепа: «Первичное вторично, а вторичное первично». Абсурд? Или уже так не кажется?

В Москорепе есть Москопис, в нём целых две категории литературы: бумажная и безбумажная. И две категории писателей: комписы (коммунистические писатели) и подкомписы (подкоммунистические писатели). «Они пользуются полной свободой творчества. Но они сами так решили и теперь создают небывалый в истории, грандиозный по масштабу коллективный труд – многотомное собрание сочинений под общим названием «Гениалиссимусиана». Этот труд должен отразить каждое мгновение жизни Гениалиссимуса, полностью раскрыть все его мысли, идеи и действия». Тут невольно пожалеешь, что в Предкомпите всем комписам и подкомписам «запрещено обливать жидкой пищей соседей, разрешать возникающие конфликты с помощью остатков пищи, кастрюль, тарелок, ложек, вилок и другого государственного имущества». 

Когда после распада СССР книга появилась в свободной продаже на постсоветском пространстве, некоторые её страницы вовсе не казались сатирой. А потом читатели стали меняться. Смена поколений пришлась как раз на начало жизни «Москвы2042» в новой эпохе. Казалось, СИМ Карнавалов и СИМодержавная монархия, и лозунги «Предварительную литературу выучим и перевыучим!» или правила поведения в меобскопах (местах общественного скопления), ГОЭЛПДИК и Напиток бессмертия Гениалиссимуса навсегда ушли из нашей жизни… 

В сложные «судьбоносные» времена хочется видеть красоту, а если дан талант, то по мере сил самому творить её. В жизни Владимира Войновича были сложные дни, опасные, радостные, подлые, светлые. Но всегда его оптимизм подпитывала любовь к живописи. В его картинах сквозь любой сюжет просвечивает он сам – яркие краски, простые сюжеты, лёгкость бытия. В музее Окуджавы долгое время хранилась картина, подаренная Владимиром Николаевичем. Это было изображение той самой красной розы, что в «склянке тёмного стекла из-под импортного пива» цвела «гордо и неторопливо». У нашего музея тоже были сложные времена… Но осталось стихотворение Булата Окуджавы, подаренное Владимиру Войновичу:

О, фантазии на темы 
Торжества добра над злом!
В рамках солнечной системы
Вы отправлены на слом.

Торжествует эта свалка 
И грохочет, как прибой…
Мне фантазий тех не жалко – 
Я грущу о нас с тобой.

А ещё мы бережно храним предметы «вещного мира», ставшие теперь экспонатами мемориального музея Окуджавы, и память о замечательном русском писателе Владимире Войновиче.


26.09.2022

 


© Фонд Булата Окуджавы , Государственный мемориальный музей Б.Ш. Окуджавы. При полном или частичном использовании материалов ссылка на музей Б.Окуджавы обязательна. Для сетевых изданий обязательна гиперссылка на сайт музея Б.Окуджавы - http://www.okudshava.ru